Советские люди в Перу — памяти Владимира Шинкаренко

Автор очерка — Владимир Сергеевич Шинкаренко (16.02.1945—20.06.2008)

I

От дома осталась только лестница. Ее ажурные марши, меняя направление, тянутся к небу, оканчиваясь в пустоте. Под ослепительным солнцем ветер, срывающийся с белоснежных гор, окружающих руины города, бросает в глаза горсти пыли, поднятые с развалин, колышет обрывки одежды, висящие на перилах лестницы, раскачивает лампадку в руках ярко раскрашенной скульптуры — святого, уцелевшего среди руин церкви. Здесь шла воскресная месса. По другую сторону улицы — остатки кинотеатра. Неподалеку валяется афиша, приглашающая на воскресный сеанс детских фильмов, который стал для приглашенных последним в их жизни. Даже человек среднего роста может охватить взглядом весь город до самых окраин, землетрясение уравняло дворцы и хижины, превратив стены в ровное поле развалин, среди которых возвышаются только серые от пыли верхушки пальм и устоявшие кое-где кресты соборов. Шелест ветра — единственный звук, который нарушает тишину гигантского кладбища.

“Это ужасно! На нас рушатся горы… Всюду пыль… Люди задыхаются!..” — последние слова, переданные из перуанского департамента Анкаш безвестным радиолюбителем в 15 час. 23 мин. местного времени 31 мая 1970 г., облетели весь мир. Землетрясение силой 7,5 баллов по шкале Рихтера длилось всего 50 сек., но в многовековой истории Перу они оставили гигантский роковой след. Это были последние секунды жизни для 70 тыс. чел. 250 городов и поселков были разрушены. Высочайшая вершина Перу — гора Уаскаран, названная именем легендарного индейского вождя, дрогнула и вместе с ледником обрушила на цветущую долину Кальехон-де-Уайлас лавину массой в 80 млн. тонн. Сметя по пути лагерь чехословацких альпинистов и деревню Ранраирка, через 8 мин. лавина достигла долины и накрыла город Юнгай, похоронив под собой 25 тыс. его обитателей.

У одного из домов, сложенных из земляного кирпича “адобе”, устояла часть фасада с перекошенным проемом двери, стены рассыпались по сторонам, а тростниковая крыша осела внутрь, зацепившись за край двери и оставив под собой свободное пространство того, что было совсем недавно жилищем. Темное пространство за дверью тянет к себе тайной чужой жизни и, в чем трудно себе признаться, чьей-то неведомой гибели. Как только яркий свет улицы остается позади и торчащие со всех сторон обломки крыши заставляют пригнуться, сладковатый запах гниения, окутывающий весь город, становится невыносимо резким. На полу среди мусора валяются поношенные туфли, поблескивает тарелка с засохшими остатками пищи. Тонкий луч солнца, прорезающий темноту сквозь щели, высвечивает неподвижные широко раскрытые и чуть раскосые женские глаза. Их остановившийся взгляд отдается холодом в спине и на мгновение парализует все тело, пока до сознания доходит, что это всего лишь цветная фотография из японского календаря.

В июне 1970 г. советские газеты сообщили, что для оказания помощи народу Перу, пострадавшему от разрушительного землетрясения, направляется

военно-полевой госпиталь и формируется молодежный медицинский отряд добровольцев. На ЦК комсомола обрушился поток телеграмм и шквал телефонных звонков, от желающих записаться в отряд не было отбоя.

Уставшие от бесконечных объяснений с претендентами командир отряда Г. Бычков, комиссар И. Комаров и начальник штаба К. Гадакчян внимательно вчитываются в анкеты каждого, спрашивают: “Как сдал сессию? Говоришь ли по-испански или по-английски? Был ли в студенческих отрядах? А на гитаре играешь?”. Экзамен был суровый. Его выдержали только 75 чел., из которых отобрали 55 молодых врачей, фельдшеров, медсестер, переводчиков, альпинистов и студентов-медиков старших курсов из разных концов Союза.

Через неделю отряд был полностью экипирован и готов к вылету. Регулярных авиарейсов между Москвой и Лимой, столицей Перу, нет (наши страны установили между собой дипломатические отношения совсем недавно), поэтому решено, что персонал полевого госпиталя и молодежный отряд вылетит специальным рейсом пассажирского Ил-62. В этот же день должен вылететь транспортный самолет Ан-22 “Антей”, самый мощный в мире, который доставит все наше снаряжение — палатки, раскладушки, хирургические наборы и другое медицинское оборудование. В тот момент еще никто не знал, что произойдет в этот день.

Преодолев 16 тысяч километров за 30 часов, наш Ил-62 подруливает к ярко освещенному зданию аэропорта Лимы. Отовсюду к самолету спешат люди. С трудом протискиваемся через плотную толпу, гудящую возгласами на незнакомом языке. Со всех сторон к нам тянутся руки — вручить цветы, угостить сигаретой, снять на память комсомольский значок с лацкана студотрядовской формы, просто прикоснуться к неведомым советским людям… Пожилой сеньор протягивает мне руку: “Бьенвенидос!”. Волнение слишком велико, чтобы вспомнить испанские приветствия, которым нас в последние дни учили наши переводчики. Мгновенно приходит мысль: “Если тебе говорят “Здравствуй!”, повтори это приветствие в ответ”. Пожимая руку сеньора, отвечаю: “Бьенвенидос!”. Тут же чувствую легкий толчок в бок. Переводчик Саша Валуев, улыбаясь, шепчет мне в ухо: “Бьенвенидос” значит “Добро пожаловать!”.

На утро мы снова в аэропорту — нужно разгрузить наш самолет. Его длинный белый корпус с надписью “Аэрофлот” возвышается уже в другом конце летного поля в окружении темно-зеленых приземистых военных самолетов. Там базируется Группа 8 Перуанских ВВС. В стране военный режим, возглавляемый генералом Хуаном Веласко Альварадо, поэтому получением и распределением помощи, поступающей в страну, занимаются военные.

Войдя в самолет, весело приветствуем наших летчиков, с которыми успели подружиться за время полета. В ответ хмурые взгляды пилотов, шутки которых еще накануне отзывались взрывами смеха в салоне. Голова радиста, обрамленная наушниками, даже не повернулась в сторону нашей шумной компании. Одной рукой придерживая наушник, другой он плотно прижимал к горлу ларингофон и хриплым от долгих переговоров голосом вызывал кого-то из бесконечного эфира. Командир экипажа объяснил: “Потеряна связь с “Ан-22″, они должны сейчас быть где-то над Атлантикой”.

В сообщении ТАСС говорилось: “18 июля с.г. около 14:45 по Гринвичу в районе Северной Атлантики была потеряна связь с советским самолетом Ан-22 (“Антей”), бортовой № 09303, вылетевшим с аэродрома Кефлавик (Исландия) в Перу. Ни на один из аэродромов трассы указанный самолет не прибыл. В результате проводимых поисков советскими самолетами и кораблями установлено, что Ан-22 потерпел катастрофу. Находившиеся на нем члены экипажа и сотрудники госпиталя в количестве 22 человек погибли”.

Позднее один из перуанских военных летчиков, работавших с советской миссией, рассказывал: “Вслед за землетрясением произошла другая трагедия, которая коснулась не только наших сограждан, но и тех великодушных и готовых к самопожертвованию людей, которые с далеких широт протянули нам руку помощи. Она произошла в то самое время, когда мы уже готовились к приему очередного АН-22. Однако, в предусмотренное планом полета время в небе над Перу самолет не появился. Были приведены в действие системы поиска, но безуспешно. Шли часы, чувство тревоги нарастало, но АН-22 не появлялся. Он так и не прилетел. Он был в полете без возврата, конечным пунктом которого было небо для избранных. Но в сознании перуанцев навечно осталась бесконечная признательность этим отважным людям.”

II

Через узкий коридор ущелья наш старенький “Дуглас” соскользнул в долину. Снижаться почти не приходится: аэродром Анта расположен на высоте около 3 тысяч метров. Мелькают дома поселка. Точнее, не дома, а только зубцы стен среди желтых клочков полей.

Огромный автобус, расписанный названиями поселков, через которые проходит его маршрут, пылит по дороге, ведущей к Уарасу, центру департамента Анкаш. Жарко. Вокруг почти никакой растительности. Только заросли кактусов немного оживляют рыжевато-серые склоны гор, разбегающиеся вверх по обе стороны от дороги. Путь преграждают огромные завалы — следы землетрясения. Бульдозеры вспарывают их толщу, прокладывая путь машинам.

Автобус минует несколько селений. Свисающие к земле тростниковые крыши, подпираемые уцелевшими остатками стен, груды земляных кирпичей, торчащие из них балки… Людей не видно.

Остановились на окраине Уараса, в небольшой роще из высоких, серебристо-пепельного цвета эвкалиптов. Здесь, на поляне, разделенной зарослями кактусов и рядами эвкалиптов, будет развернут советский госпиталь. Именно на этом месте в будущем возведут центр нового Уараса — старый лежит сейчас в руинах.

Вокруг, насколько видит глаз, — горы. Здесь, близ Уараса, уже сильно чувствуется разреженность воздуха, недостаток кислорода. Полет из столицы страны Лимы, раскинувшейся на побережье, занял несколько часов. Резкое изменение высоты заметно отражается на нашем состоянии. Нужно несколько дней, чтобы приспособиться к новым условиям. Но времени на это нет. Ни часа. Люди ждут помощи. Их сотни, тысячи…

Начали подходить грузовики, доставлявшие из Лимы оборудование госпиталя: большие палатки, кухню, рентгеновский кабинет… Все это в тяжелых, по пятьдесят — сто килограммов, ящиках.

Дышать трудно. Кружится голова, сохнут и трескаются губы. Солнце палит нещадно: восьмой градус южной широты, “рукой подать” до экватора. По временам, поднимая ящик, кажется, что вот-вот выключится сознание, и руки уже готовы выпустить врезавшуюся в пальцы железную ручку. Трудно всем.

К концу дня поставлены первые палатки, задымила кухня, городок советских медиков начал свою жизнь.

Госпиталь примет в свои палаты больных через несколько дней. Но эти несколько дней трудно жить спокойно, зная, что вокруг столько людей нуждаются в помощи сегодня. Было решено немедленно отправить в горы первую группу молодежного отряда. Ей предстояло добраться в горное селение Тумпа — под самую высокую вершину в Перу, Уаскаран.

Смеркалось, когда была закончена переброска в Тумпу снаряжения, медикаментов и запасов продовольствия. Остановились в чудом уцелевшем от подземных толчков недавно построенном домике медицинского поста. Врачей здесь никогда не было, домик пустовал. Все остальные дома в деревне превратились в развалины. При тусклом свете свечей разобрали имущество, приготовили ужин. Вася, наш радист, колдовал над радиостанцией, налаживал антенну. Он опасался, что горы, окружающие Тумпу, не позволят связаться с нашими. До сеанса связи оставался час. Игорь Бокарев, врач-терапевт, руководитель группы, собрал всех, чтобы распределить обязанности. Нас пятеро: кроме Игоря медиков двое — Сережа Микерин и я. Два переводчика. Саша Валуев переводит с испанского на русский. Второй переводчик, Салазар, парень из Уараса, знает язык индейцев кечуа. Здесь, в горах, многие жители не говорят по-испански, поэтому без помощи Салазара не обойтись. Наши раскладушки остались в “Антее”, поэтому спать укладываемся на расставленные на полу носилки.

С утра начали прием больных. Волнуемся: незнакомая страна, неведомые обычаи. Первой робко вошла босая, невысокого роста молодая женщина. Ступни, будто в серые башмаки, одеты пылью. Блестящие черные волосы, затянутые на макушке, заплетены в косы. Из-за плеча выглядывает головка ребенка: он висит за ее спиной в большом платке, завязанном спереди крупным узлом. В руках у женщины корзинка и широкополая войлочная шляпа, и то и другое она кладет на пол у входа. Поклонилась и прошла к стулу, куда указал доктор.

– Как вас зовут? — спрашивает Игорь. Саша переводит на испанский. Женщина непонимающе смотрит то на одного, то на другого, молчит.

– Хутэки? — спрашивает Салазар на кечуа. Она отвечает. Первая запись ложится в толстый журнал, которому предстоит вместить в себя впоследствии многие сотни имен, названий деревень, краткие записи о страданиях каждого больного.

Из отчета о работе советской миссии, оказывавшей помощь населению Перу пострадавшему от землетрясения, в которую входил молодежный медицинский отряд:

• врачебных приемов — 32 665;
• госпитализаций — 988;
• эвакуировано больных — 432;
• проведено вакцинаций — 86 552;
• захоронено трупов — 2 829.

…Уже вторую неделю мы живем и работаем в кечуанской общине Тумпа. Понемногу осваиваемся. Жители тоже начинают привыкать к нам — помогают в хозяйстве. Они разжигают нашу небольшую походную кухню, собирая для этого куски балок из развалин домов. Заботливо поддерживают огонь, который, лениво слизывая щепки и сухие стебли тростника, вот-вот погаснет: и ему недостает кислорода. Некоторые, стоя на грудах земляного кирпича, сосредоточенно следят через окно медпункта за тем, что мы делаем. Хмурятся, когда какой-нибудь малыш заплачет, испугавшись фонендоскопа, который приложили к его тельцу, чтобы прослушать сердце и легкие. Улыбаются, когда он в ответ на долгие уговоры Игоря умолкает и, ухватившись за блестящую головку инструмента, тянет его ко рту. Вокруг много нового, непонятного, подчас странного. Странно видеть первобытную деревянную соху, которую, задрав головы, тяжело тянут два быка. Проходишь по деревне, будто перелистываешь учебник истории. По снопам пшеницы, рассыпанным на земле, гоняют несколько лошадей или ослов: обмолачивают зерно. В другом дворе несколько женщин, сидя на земле, молотят палками. Зерно обращают в муку на маленькой, одной на всю округу, водяной мельничке, к которой стекаются несколько шумных ручьев, берущих свое начало от родников Уаскарана. Но за мельницу надо платить, а у индейцев, живущих нелегким трудом земледельцев, едва хватает денег на спички, соль, сахар. Поэтому зерно индейцы размалывают, как и их далекие предки, вручную, раскачивая тяжелый, округлой формы камень в углублении другого камня.

Пищу готовят в больших глиняных горшках на очаге, сложенном из камней в углу двора. Хозяйка, присев на корточки, раздувает огонь через бамбуковую трубку.

Большинство хижин сложено из кирпичей “адобе” — смеси земли с соломой. Их готовят тут же, на месте стройки, земля — под ногами, солома — с маленького поля, что есть возле каждого дома. Крыши из крупной черепицы — “техас”, как ее здесь называют. Есть и хижины из тростника, переплетенного стеблями кукурузы.

Невысокий забор, бегущий от дома к дому вдоль улицы, собран из камней, которые покрывают склоны гор.

В деревне есть небольшая начальная школа. Пятеро учителей приезжают каждый понедельник из долины — городка Манкоса и в пятницу возвращаются домой. По вечерам они наши гости. Директор школы Антонио Хименес, невысокий, как и остальные, подвижный человек, его жена Марта — они живут в палатке на площади, прямо против медпункта.

Либертад — самая молодая среди учителей. Видно только ее лицо, черное платье сливается с окружающей темнотой. В Анкаше сейчас это самый распространенный цвет одежды: почти в каждой семье траур. Отец и брат девушки в тот майский день остались под развалинами дома…

Реагировали на нашу помощь по-разному: одни, когда мы отказывались брать деньги, спрашивали: “Мало?”, другие обижались, третьи… трудно доходили до них простые для нас истины.

Поначалу индейцы называли нас “гринго” — кличкой, которой они презрительно называют северо-американцев. О Советском Союзе большинство из них не слышало, и место для нашей страны в их представлениях о Земле, похоже, не находилось. Однако, видя, что мы спускаемся к ним с неба и улетаем на вертолетах, они нашли-таки нужное определение и стали называть нас “люди с неба”. А потом, привыкнув, вкладывали в эти слова уже иной смысл. И выше всякой благодарности было для нас старательно произносимое по-русски: “Доброе утро, сеньор!”.

Очередь у дверей медпункта с каждым днем становилась все меньше, все больше знакомых лиц — наших бывших пациентов мы встречали на улицах окрестных деревень.

…Площадь перед школой запружена народом. Подходят к каждому из нас, пожимают руки, обнимают, просят приехать еще, а, если возможно, то и навсегда. Небольшой митинг. Директор школы, сухощавый темнолицый человек, благодарит за оказанную помощь: «Мы привыкли бояться и ненавидеть белых людей. Со времен испанских завоевателей они несли нам только смерть и нищету. Вы первые медики в этих местах. Со словом «врач» индейцы узнали слово «советский»».

Вокруг улыбающиеся лица. В глазах слезы. Из-под широких полей черной шляпы глядит старуха: она погибала от кровотечения, когда ее доставили в медпункт, — бык разодрал ей грудь… Альберто, мальчишка лет десяти, принес на прощание показать своих боевых петухов. Когда мать привела к нам Альберто, лицо ребенка было обезображено гнойником. Крестьянин, в гипсовой повязке рука, — Меса Ибрагим. При очередном толчке рухнул остаток стены, сам он чудом избежал смерти.

Пора уезжать. У выезда на дорогу несколько индейцев, широко раскинув руки, встали поперек тропы, преграждая нам путь. Они расступаются, пропуская наш караван, и долго стоят над обрывом, глядя нам вслед.

После трех месяцев работы в индейских деревнях, разбросанных по склонам Белых и Черных Кордильер, отдельные группы отряда снова собрались вместе. В середине сентября состоялись торжественные проводы на площади перед советским полевым госпиталем. Мы стояли у сооруженного нами из гранитных глыб памятника 22 нашим соотечественникам, погибшим в авиакатастрофе Ан-22. На стальном квадрате, прикрепленном к памятнику, выведено по-испански и по-русски: “Вы спешили на помощь народу, пострадавшему от землетрясения. Мы работали здесь, помня о Вас”. Были залпы салюта, цветы, слова благодарности… Двадцати двум из нас было не суждено их услышать.

От редакции

31 мая 1970 г. перуанская земля встала дыбом. Землетрясение захватило огромную территорию в 83 тыс. кв. км — это Бельгия, Голландия, Дания вместе взятые. Зона разрушения составила 40 тыс. кв. км. Было разрушено 250 городов и поселков. Погибли 70 тыс. чел., 600 тыс. остались без крова, десятки тысяч нуждались в медицинской помощи. А ее не было. Ряд стран послали своих спасателей. Не остался в стороне и СССР, направивший в Перу отряд из самых необходимых специалистов — врачей, а в качестве фельдшеров — выпускников-студентов старших курсов медицинских вузов, поработавших на целине в полевых условиях.

В редакции о землетрясении рассказал комиссар отряда И. Комаров: «Отряд живет. Каждый год члены отряда собираются. Сегодня среди бывших членов отряда шесть академиков, шестнадцать докторов и пятнадцать кандидатов наук, в том числе такие известные люди, как И. Бокорев, руководитель терапевтического общества России; лауреат Государственной премии академик В. Башилов, изобретатель лазерного скальпеля; знаменитый кардиохирург Р. Акчурин да и многие другие».

В 30-ю годовщину землетрясения в перуанских газетах появилась статья И. К. Комарова с воспоминаниями о делах отряда. И это вызвало большой резонанс. Состоялось заседание правительства, где было решено наградить 19 чел. орденом «Командора» — это одна из высших наград Перу. «— Надо было лететь за наградами, только вот денег на самолет ни у кого из нас не было, — говорит Комаров. — А посол настаивал на полете, иначе скандал. И подсказал выход: лететь вместе с министром по чрезвычайным ситуациям С. Шойгу, который как раз направлялся в Перу для подписания соглашения. Всех взять он не мог, захватил 6 чел. Церемония награждения была торжественной, но самое большое впечатление на меня произвела поездка в Уарас. Памятник погибшим на «Антее», который мы воздвигли 30 лет назад, стоит, и к нему приносят цветы. А власти города обещали разбить в этом месте русскую площадь и взять памятник на вечное сохранение».